Из Сибири с любовью

Предыдущая история “Ленин всегда с тобой…”

Часто мне приходится слышать от друзей: «Вечно ты помнишь всякую фигню!» или: «Вечно с тобой случаются всякие дурацкие истории!» Вот и хочу рассказать очередную… даже не историю, а незначительный эпизод, который помню довольно хорошо: случился он во время моей второй, зимней, поездки в Сибирь.
Группа, все от той же «Франции – СССР» на этот раз была совсем небольшая – всего десять человек, в том числе шестеро детей. Детей-школьников, а скорее подростков сопровождали две пары учителей: Мишель + Анжелин и Ги + Франсуаза. Мишель и Анжелин – пожилые, все время держащиеся за ручку, трогательно сюсюкающие – ни дать ни взять французские Афанасий Иванович с Пульхерией Ивановной. Я и думала, что они вместе сто лет, прошли рука об руку все жизненные перипетии – но вскоре выяснилось, что это их свадебное путешествие. Ситуация предстала еще более трогательной.
Ги – высокий блондин, похожий на викинга, а вовсе не на француза; Франсуаза, наоборот, «типичная француженка» – тоненькая, грациозная, вся в локонах и постоянном кокетстве. Ги с Франсуазой были вместе уже несколько лет, она растила его детей, и хоть они не афишировали своих чувств, Ги был ей очень предан. Когда однажды я пыталась пригласить его на танец, он, всегда открытый и готовый к общению, сухо ответил: «Я танцую только с Франсуазой.» Ученики, путешествовавшие с нами, были как на подбор – умные, любознательные, воспитанные. Такая вот экспозиция.

Вначале все было здорово: Анжелин с Мишелем ворковали, как два голубка (менее банально просто не скажешь!), Ги с Франсуазой занимались учениками и немного друг другом, все вместе постоянно шутили и смеялись, а точнее веселились, как только могли.
На протяжении всего маршрута за нами по пятам следовала большая группа восточных немцев, и здесь я сделаю маленькое отступление.
Туристов из ГДР я очень редко видела на маршрутах – у меня сложилось впечатление, что все они греются на солнышке на курортах черноморского побережья: там их было хоть пруд пруди. Сама я, увы, ни разу не была там с туристами – кроме Одессы – зато в отпуск как-то провела в интуристовской гостинице «Ялта». Была одно время такая «тема» – гиды могли покупать туда путевки. Для этого нужно было поехать в какой-то офис на улице Большие Каменщики и заплатить 500 рублей – сумму по тем временам немалую: зарплата у меня была 130 или 140. В эту сумму входило проживание в двухместном номере и трехразовое питание – без последнего вполне можно было бы обойтись, но в целом отдых был весьма приятный. В «Ялте» вместе со мной отдыхали Ирина Роднина с маленьким ребенком, вечно закутанным в махровое полотенце, и Юлиан Семенов – с раннего утра он, в плавках и пестрой тюбетейке, уже сидел за столиком в пляжном баре и что-то строчил. А в номере со мной жила девочка Ирочка – мама ее работала на ресепшене гостиницы «Пулковская», а сама она жаждала выйти замуж за иностранца – не ради себя, а ради мамы, мечтавшей побывать в Австралии. За этим мама и отправила Ирочку в напичканный интуристами отель. Все это не имеет ни малейшего отношения к тому, о чем я хочу рассказать – просто мне нравится стиль Гоголя, у которого, словами Набокова, «ружья… висят в воздухе и не стреляют».

Как-то мы с моей коллегой и подругой Катей А., отдыхавшей в Мисхоре и после веселого вечера в ресторане застрявшей у меня в «Ялте», ночь напролет рассказывали Ирочке анекдоты из интуристовской жизни. Дверь на длинный балкон была открыта, и там периодически возникала – вдвоем или по одному – возмущенная немецкая пара в ночных рубашках, что-то гортанно и недовольно кричавшая. Мы понимали лишь, что говорим и смеемся слишком громко, и послушно отвечали: «Я-я, ферштеен, яволь!», после чего продолжали травить байки. Катя в том числе рассказала, как наш приятель Ж. лежал однажды на пляже интуристовской гостиницы «Жемчужина» в Сочи. Туда с хохотом ввалилась группа восточных немцев: толстые, красные, обливающиеся потом, они явно только что плотно отобедали и изрядно заправились пивком. Ж. поднял руки вверх, закричал «Нихт шиссен!» («Не стрелять!») и убежал с пляжа.

Так вот группа таких красных, пузатых, вечно пахнущих пивом немцев преследовала нас по всей Сибири. Напоминали они «фамилию Тофф-Тофф» с открытки, очень смешившей меня в детстве – мне подарил ее дядя, после войны работавший в социалистической Германии: толстозадые мама, папа и двое румяных деток весело катили на мотоциклах.
У наших сибирских немцев на внушительных животах болтались не менее внушительные фотоаппараты. Ги придумал издеваться над ними: каждый день каждый из нас должен был подходить к одному или нескольким немцам и спрашивать, тыкая им в живот:
– Вас ист дас ауф дёйч?
Мы честно выполняли свои обязанности.
– Дас ист айн фотоаппаг’а-ат, – каждый раз был абсолютно серьезный ответ.
А внутри группы события развивались так. Отвеселившись в Москве, мы весело полетели в Новосибирск. Местный гид встретила нас словами:
– Сейчас я расскажу вам программу. Только я очень не люблю бумаг, – сев в автобус, она вытащила из сумки ворох клочков, исписанных бисерным почерком, и стала их перебирать. Лишь подъезжая к гостинице, нашла нужную: экскурсия по городу, посещение Академгородка…
Помню, как поразили меня Обь и Оперный театр; в Академгородке тоже было очень интересно, тем более что там когда-то жили с родителями некоторые мои знакомые.
Стали собираться дальше – поездом в Хабаровск или в Иркутск. Перед трансфером на вокзал Франсуаза выпорхнула из гостиницы разрумянившаяся, с влажными глазами, в очаровательной меховой шубке и, взяв меня под руку, защебетала:
– МаринА, я так взволнована: я поеду на мифическом Транссиберьене – это такой исторический момент!
В вагоне распределились следующим образом: я с отечественными пассажирами, Ги с Франсуазой и двумя учениками, Анжелин с тремя и Мишель с одним. Детей без взрослых оставлять не хотели, тем более что у одной девочки тут же вспыхнул роман с официантом – так что влюбленным молодоженам пришлось ненадолго разлучиться. Мишель так и ехал вдвоем с учеником, которого, кажется, тоже звали Мишель: граждан СССР к иностранцам не подселяли.
Ехали опять весело: часто собирались в чьем-нибудь купе, на остановках приставали к немцам, мечтали, как встретимся во Франции… Ги все время приговаривал: «Вот было бы здорово выгулять по Парижу советскую девушку!» (То есть меня.)
А потом началось. Маленький Мишель, весь дрожа, пришел к Ги и рассказал, что большой Мишель его домогался. Видимо, сказал он об этом и кому-то из однокашников. Поднялся скандал. Тогда кошмар педофилии не носился в воздухе, как сейчас, но все были глубоко возмущены. Впрочем, Анжелин возмутил не столько объект посягательств, сколько факт, что Мишель пытался ей изменить. Ги с Франсуазой рвали и метали – помню, как эфемерная, нежная Франсуаза орала на Анжелин хриплым голосом: «Vous m’emmerdez!» (Грубое выражение, в основе которого слово «дерьмо», в данном случае означало: «Вы мне отвратительны», « Вы меня бесите!») Оскорбленная молодая супруга, устраивавшая мужу беспрерывные сцены с истериками, при этом пыталась оправдать его в глазах других и тоже попала под раздачу. Веселье кончилось – потянулись мрачные дни, наполненные напряжением и ненавистью. К концу ненавидели друг друга все – равнодушной оставалась лишь юная влюбленная, не видевшая вокруг ничего, кроме своего официанта. С таким настроением и вернулись в Москву – прощальный ужин в гостинице «Россия» был больше похож на похороны. В аэропорту расстались, едва кивнув друг другу.

А потом Ги написал мне несколько писем – Франсуаза в них не фигурировала. Прошло лет пять или шесть. В Союзе многое изменилось – появилась возможность выезжать за границу, и многие гиды устремились во Францию по приглашению бывших туристов. Не составила исключения и я. Оказавшись в Париже, позвонила Франсуазе – она вяло ответила, что вечером ужинает с приятелем в «Шоп д‘Альзас» возле театра Одеон и что если я хочу, то могу подойти к десерту. Ги, судя по всему, растворился в слоях атмосферы. Я захотела. Видимо, обед начался позже, чем предполагалось, и Франсуаза с приятелем не успели управиться с основным блюдом – пришлось им предложить «шукрут» и мне. Я не стала отказываться: деньги тогда выезжающим меняли в весьма ограниченном количестве, и я все время испытывала чувство легкого голода.
Франсуаза сильно изменилась: как-то отяжелела, остригла свои локоны, стала носить очки; приятель, по крайней мере внешне, сильно уступал Ги. Оба остались очень недовольны, узнав, что я живу около станции метро Камбронн – в богатом районе Парижа: дружба дружбой, а приглашали-то в гости не члены общества «Франция – СССР», а проклятые буржуины. Вообще вечер прошел на удивление скучно, и я пожалела, что потеряла время. Правда, после ужина мы прошлись пешком до освещенной церкви Сен-Сюльпис – там Франсуаза, вздохнув «Как же она хороша!» – покинула нас, а Серж – так звали приятеля – проводил меня до дома.
А еще через много лет у меня в группе оказалась пожилая супружеская чета, и как-то на обед в ресторан «Усачева, 64» к ней приехала дочь, работавшая в Москве.
– А я Вас помню, – сказала она мне по-русски. – Вы были нашим гидом в поездке в Сибирь зимой 84-го (тот самый маршрут) – я тогда была маленькой девочкой. Благодаря Вам я полюбила Россию, выучила ваш язык и вот уже несколько лет живу здесь. А еще я часто Вас вспоминаю, потому что Вы учили нас мыть волосы яичным желтком (и правда – прекрасное народное средство! – примечание автора).
История получилась с продолжениями…
Продолжение следует.

Продолжение в рассказе “Поезд идёт на Восток”.
Все рассказы Марины Кедреновской

Отзывы (через Facebook):

Оставить отзыв с помощью аккаунта FaceBook:

Еще:
Путешествия -1 :: Путешествия -2 :: Путешествия -3 :: Путешествия -4 :: Путешествия -5 :: Путешествия -6 :: Путешествия -7 ::